-

-

Философия Г. В. Ф. Гегеля (1770-1831) выступает вершиной античной, средневековой, “немецкой” и общеевропейской философии начала 19 века. Гегелем вскрыта и описана диалектика: тождество предметных противоположностей, бытия и ничто, – мировое движение. “Всё есть становление”! Даже бог, как абсолют, сведён этой философией богослова по образованию до уровня мысли и ничто. Кроме того, Гегелем была выявлена логическая триада моментов в формулах: всеобщность-особенность-единичность, абстрактность-диалектичность-спекулятивность и во мн. др. качественно-количественных переходов.

Этим Гегель сделал открытие мировой логики, т.е. показал: как устроен мир и как происходит его существенное функционирование и революционное развитие. До Гегеля люди могли до этого лишь догадываться и религиозно чувствовать мировую логичность. Однако показать логическую, детерминирующую зависимость между тождеством противоположностей и триадами моментов, тем самым воспроизводственно структурировать свою философию, чтобы эта функциональность была видна “как геометрия”, доступная всем, Гегель эту свою надежду оставлял потомкам…

Гегелевская философия есть философия всеобщности, т.е. по её определению (и это так и есть) она применима ко всякой действующей особенности и конкретной единичности. В действительности же, при попытках этой конкретизации сам философ, вершитель диалектики, ощутил пустоту однобокого конкретного экспериментирования в односторонне конкретных вещественных и социальных науках. Их развитие, вызванное началом технической революции после Великой французской революции, только-только обретало свои формы. Увязать диалектическую философию с реальной жизнью было невозможно. Гегель опередил своё время. Поэтому он получил законное звание гения. Однако буржуазно метафизические подходы, позитивизм и прагматизм, уже активно осваивали общественное сознание. И гегелевская диалектическая философия стала считаться – наоборот – запутанно изложенной, труднопостижимой, недоступной “простому” знанию. Она “объективно” была выброшена в разряд непрактичных и допускающих вольные неадекватные трактовки проповедей.

И поскольку диалектика Гегеля имела свои недоработки и исходила по большей части из мышления его и его предшественников, философов, постольку при конкретизации всеобщих диалектических построений учёный, вновь, обратился к мышлению. И… – вновь – к абсолюту и к демиургу. В результате, несмотря на то, что в молодости Гегель был социалистом, свою идеальную социальную систему он умозрительно конкретизировал в протестантской абсолютной монархии, “в прусской кокарде” (Герцен). Эти абсолютистские и субъективистские (“идеалистические”) выводы гениального вершителя диалектики были подвержены заслуженной уничтожающей критике материалистических философов, в том числе (и по большей части) марксистами.

Экономической реализацией пресловутой “гегелевско-прусской кокарды” оказалась, однако, советская “красная звезда”, госмонополистический сталинский социализм – высшая, тоталитарная концентрация общественных материальных средств производства в руках высших ком.парт-диктаторов при всеобщем наёмном труде, т.е. при всеобщей пролетаризации народа (см. ниже). Маяк и надежда трудового мира на освобождение от буржуазной эксплуатации! Этот тоталитарно-пролетарский строй укрепил в себе мировое звание социализма до такой степени, что даже его диктаторы, “высшие коммунисты”, прикрывали своё обладание страной – личной, немногим выше, чем усреднённой по стране, всеобще пролетарской зарплатой.

Великая Германия, образованию которой, будучи этому свидетелем, так радовался немец Гегель, превзошла все его абсолютистские ожидания – в гитлеровском нацизме (см. ниже). Но не философски согласованная и развитая абсолютная административная прусская иерархия, а, всего лишь, сдобренная абсолютной национальной исключительностью немцев тоталитарность двигала развитие страны великого философа.

Бедный Гегель…

Но та же Великая Германия (кстати, всё еще отсталая тогда европейская страна) родила миру марксизм. Диалектический марксизм.

Счастливец Гегель!

Марксизм родился на взрыве технического и социального развития в европейских странах. Паровая машина и электричество, вкупе с резкой концентрацией мелкотоварного капитала отраслевыми монополиями и столь же резкой пролетаризацией населения Европы и Америки рождали не только экономические теории Смита и Рикардо, но и мощные волнения активно эксплуатируемого трудового народа, направляемого уже не религиозной ересью, а материалистической идеологией утопистов социализма и коммунизма с попытками научного расчёта будущего социального устройства общества.

Свести в общую научно-идеологическую систему разрозненные социально-экономические теории и идеи (Гегеля, Рикардо, Фурье) удалось бывшему “младогегельянцу”, К. Марксу (1818-1883), хорошо вооружённому этой гегелевской диалектической логикой. При помощи диалектико-научного синтеза Маркс выявил суть способов производства, во взаимной обусловленности производственных отношений и производительных сил, и, аналогично, других трудовых категорий, а также доказал революционность их развития. Главное освободительное действие человечества Маркс видел в революционном сломе капиталистической хозяйственной системы и построении на её обломках цивилизованного коммунизма (под вторым наименованием: “социализм”).

Теперь, применив диалектический метод, можно дать более чёткое определение сущности марксизма, нежели это формально-догматически делали социалистические теоретики-адепты для апологетики государственного монополизма СССР.

Марксизм есть тождество функциональных, диалектических противоположностей: трудовой диалектической логики (абстрактности), взаимно обусловленной коммунистическим освобождением труда (конкретностью) – коммунизм. Т. е., функционально, освобождение труда несёт в себе диалектическую логику, обеспечивающую коммунное, коммунистическое общественное хозяйство, которое диалектико-логически и выражается. Только в коммуне человек способен быть свободной личностью, и только диалектическим методом можно выполнить воспроизводственный научный расчёт в существовании и развитии системно-коммунного, коммунистического общественного хозяйства.

Как следует из диалектического отрицания этого тождества противоположностей, марксизм, т.е. коммунизм, обособляется тремя моментами своего движения, от абстрактного к конкретному, и воспроизводственного развития.

К сожалению, даже эта общего вида сущность марксизма классиками марксизма определённо не выражена. Поэтому после критики капитализма не были выявлены категории коммунистической политэкономии, структура воспроизводства и строение будущего коммунистического хозяйства. Остались также не раскрытыми, не сформулированы и не сведены во взаимосвязанную систему, как сама диалектика, так и диалектические законы, несмотря на то, что многократные попытки к этому выполнялись как Марксом, так и, в особенности, Энгельсом.

Марксизм, употребив все силы на отрицание капитализма, хотя и не раскрыл в полной мере своей коммунистической сущности, но, в то же время, на примере диалектики самоубийственного развития капитализма он выявил все основания для революционного коммунистического преобразования общества.

Итак, конкретных методических рекомендаций революционного построения коммунизма классики марксизма нам не оставили, да, скорее всего, и разработать их не смогли бы, в силу тогда всё еще весьма низкого мирового уровня научно-технического развития. Марксизм и так опередил своё время, лидируя в современных ему научных подходах. Поэтому классики марксизма вполне справедливо признаны гениями, а их учение – марксизм – верхом совершенства. Но поэтому марксизм остался столь же малопонятным, сколь и гегельянство, подвергаясь не меньшему количеству трактовок.

Причём, извращение марксизма происходит на основании его же собственных выводов, которые тот или иной “трактовщик” выбирает, причём, те, которые “понимает”, выбирает, как хочет, игнорируя иные, ему менее понятные. А диалектические основания “трактовщики” игнорируют в первую очередь. Главным виновником выступает классовый подход трактующей профессуры. Ведь все профессора образованы и назначены так, чтобы управлять людьми. Это – потенциальные и действительные эксплуататоры трудового народа, класс управленческой буржуазии. Им диалектика объективно “внушает лишь злобу и ужас” (Маркс). Они – принципиальные метафизики. Лишь в первоисточниках марксизма следует искать диалектику.

Гегелевская диалектика вдохнула жизнь в марксизм, как в его начало, так и в его развитие. Однако собственное развитие гегелевской философии в социальное учение имело тупиковое выражение для исторической перспективы, поэтому марксизма собою она подменить никогда не сможет. В то же время, имеющиеся попытки буржуазно-метафизически мыслящих левых теоретиков догматизировать выводы марксизма, игнорируя диалектику, оппортунистически извращают марксизм в целом, толкуя, например, революционные потребности рабочего класса, всего лишь, как примитивный утилитаризм. Но даже после такой расправы над марксизмом, гегелевская философия не будет способна его заместить. Без марксизма диалектике будет не во что социально воплотиться. А диалектика без развития – это пустой звук. Она лишь, гипотетически, будет способствовать повторению марксизма, вновь (если успеет…).

В соответствии с диалектическими выводами марксизма производственные отношения соответствуют производительным силам. Но если производственные отношения, например, империализма (как и всякого способа производства), стабильны при функционировании демократического буржуазного способа производства, то производительные силы развиваются так, что производственные отношения превращаются из стимула развития в их оковы. Буржуазно демократическая свобода уже не устраивает пролетариат. И чтобы затормозить развитие производительных сил, монополистической буржуазии (во спасение свое) необходимо их, “просто”, частично уничтожать – войнами.

После очередного такого “дела” (англ.) производительным силам требуется значительное время, чтобы новым своим развитием восстановить себя и вновь привести к мировому кризису вновь сковывающие их буржуазные производственные отношения. Капитализм уничтожением народных масс и природной среды каждый раз отсрочивает свою погибель. Марксизм это показал в формуле диалектического следования: если капиталистическая экономика демократически конкурентна сама по себе, то политика есть сконцентрированное выражение конкурирующих экономик, а война есть сконцентрированное выражение мировой капиталистической конкурирующей политики.

Такой “принцип” своего выживания свободно конкурирующие монополисты давно обрели и без марксистской диалектики – своим звериным чутьём, прагматически. И готовили они уже не первую и не вторую мировую войну – при помощи, например, агрессивного гитлеровского тоталитарного национал-социализма. Последний, в свою очередь, подлежал (по демократическим империалистическим “планам”) уничтожению, уходу с мировой арены как тот мавр, который сделал за них (империалистических демократов) своё чёрное дело. И этот “мавр” требовался периодически, вновь.

-

В догматическом виде марксизм был – в некоторых выводах и рекомендациях – официально идеологически воспринят интернационалистическим, “социалистическим” государственным монополизмом СССР, который просуществовал “под знаменем марксизма” семь десятилетий и потряс мир своими техническими и социальными достижениями (от сохи – к космосу). Под знаменем же крайнего антимарксизма полтора десятка лет также потрясал мир своими передовыми техническими достижениями, но, одновременно, и пещерно людоедскими, садистскими социальными проявлениями, национал-социализм гитлеровской Германии. Оба “социализма” осеняли себя красными флагами – освобождения труда – и бились насмерть, унеся жизни десятков миллионов (до миллиона, просто, сосчитать, человеку потребуется, страшно подумать, три месяца!) дееспособных людей.

Экономическое отличие гитлеровского (как, впрочем, и любого другого) национал-социализма от советского интернационал-социализма состоит в разных принципиальных подходах к концентрации материальных средств производства до уровня тоталитаризма.

Так, гитлеровский тоталитаризм основывался на добровольном согласии национальных отраслевых монополий действовать сообща под командованием “государства для немцев”. Т.е. материальные средства производства германских монополий как бы переходили в частную собственность государственной (гитлеровской) команды лидеров Национал-социалистической немецкой рабочей партии Великой Германии, а сами монополисты лишь управляли своими корпорациями. Вся межкорпоративная конкуренция обращалась на внешний рынок с перспективой его завоевания любыми средствами. Этим был преодолён внутренний кризис.

Тоталитаристская НСНРП (NSDAP), заигрывая с немецким рабочим классом, организовывала “народные предприятия” (например, знаменитый Фольксваген, букв., “Народокузов”). Чтобы извратить марксизм, уже воспринятый немецким рабочим классом, нужно было оставить ему социалистическую форму марксизма. Но, одновременно, следовало извратить идею, сущность марксизма: из разумно интернациональной – в национал-чувственную, стайно звериную, фашистскую. Немецкий народ обретал этим идеологическое и экономическое единство, ощущая свою “избранность” существования и развития в подавлении иных “неполноценных” народов. Германия, действительно, была велика. И людоедские планы её казались вполне реальными. А звериные “идеи” фашизма живы до сих пор.

Советский (сталинский) интернационал-социализм родился с помощью свержения ленинской марксистской Гвардией рабочего класса власти российских отраслевых монополистов – “экспроприацией экспроприаторов” (в том числе, средних и даже мелких). Так сказать, “начал с нуля”. Однако попытки организовать пролетариат в систему советских (самоуправляемых) кооперативных предприятий обнаружили методический дефицит принципов народовластия. Демократический централизм Советов коллективов предприятий (понимавшийся в качестве самоуправления) был совершенно неспособен справляться с технологическим процессом производства. И в быту Советам места не было. Низкий уровень грамотности населения, доставшийся в наследство от царской России, не позволял обучить членов коллективов всем технологическим специализациям до уровня полной взаимозаменяемости (основного требования самоуправления). Кроме американского “тейлоризма” не было в мире никаких методик структурирования производственных процессов. Адаптивные системы и сетевые графики даже не рисовались в воображении фантастов. Марксистская теория общественного обмена выявила лишь буржуазный, рыночный обмен по стоимости. О системе воспроизводственного обмена по потребности, по потребительной стоимости, никто не имел ни малейшего представления (впрочем, не раскрыт такой принцип обмена до сих пор).

Тогда “ленинская гвардия”, вооружённая имеющимся марксистским учением, стала спасать страну от послевоенной разрухи прагматическим путём: пробами и ошибками, выбором удобного способа этого спасения, но с учётом марксистских “основоположений”. Наилучшей системой общественно производственного управления оказалась, в конце концов, система министерско-ведомственного иерархического подчинения центральной власти и всеобщий наёмный труд. Материальные средства производства никак нельзя было, и нельзя вообще (хотя потуги персоналистов, и “марксистских” в том числе, не прекращаются) передавать в собственность наёмного народа. Поэтому собственнические и, соответственно, властные функции объективно взял на себя центральный орган страны – главный и единственный наниматель пролетариата. Этот же орган стал по существу и создателем нового пролетариата, советского рабочего класса из дотоле неграмотных “хрустьян”. Подвиг ленинской гвардии очевиден.

Центральная власть явилась не Совнаркомом и не Совдепом. Власть обрели “лучшие и самоотверженные бессребреники, борцы за рабочее дело”, лидеры ЦК ВКП (большевиков), марксисты, во главе с “верным ленинцем” и “первым коммунистом”, И. В. Сталиным. ЦК был высшим “органом” власти, хозяйственным собственником всех общественных материальных и действующих средств производства. О свободе отраслевых ведомств, о собственности на отраслевые средства производства и мысли ни у кого не возникало. А о том, чтобы оплачивать труд рабочих по иному, нежели зарплатой, т.е. используя наёмный труд, коммунистические лидеры также додуматься не могли. На всякий случай, эти “лучшие коммунисты” назначили и себе не очень большую зарплату, “как и всем пролетариям” (но, также “на всякий случай”, с очень низкими ценами в закрытых для “низших” трудящихся партмагазинах). В то же время, большинство “высших” коммунистов умудрялось жить по потребностям, “как при коммунизме”.

Таким образом, если гитлеровский национал-социалистический тоталитаризм экономически выступал империализмом на национал-доверительных началах подчинения корпораций центральной власти, но с корпоративной хозяйственной инициативой, то сталинский интернационал-социалистический тоталитаризм вообще не ставил на повестку дня корпоративность отраслевых ведомств. Он образовал жёсткую административную, действительно тотальную, государственную систему хозяйственного и политического начальства и подчинения.

И этим советский административно-ведомственный государственный монополизм объективно подавлял всякую (от ведомственно-управленческой до рабочей) хозяйственную инициативу, которая субъективно восполнялась лишь карьеристами. Административный карьеризм по существу своему отличался от отраслевой корпоративности империализма. Он ориентировался административно-бюрократически, поддерживая этим наивысшую степень системной концентрации капитала (собственности на общественные материальные средства производства) – в государственных руках. Государственный монополизм не обрёл нужды и в демократическом частном предпринимательстве, мелкотоварной частной собственности (которая является базисом производственных отношений империализма, составляя все моральные устои этого аморального строя), поставив её под запрет.

Демократия досталась лишь пролетариату, и лишь в демократической (личностной) свободе продавать государству за усреднённую зарплату свою (личностную) рабочую силу, источник и средство наращивания общественного, государственно-корпоративного, богатства. Без междоусобной демократической конкуренции в борьбе за личные премиальные подачки, подрывающей производственный коллективизм, эта пролетарская демократия никогда не обходилась. Но и произвол начальства, и карьеризм, и бюрократизм, и междоусобная конкуренция, и имеющее место воровство общественных средств, и незаинтересованность в результатах процесса производства, и периодически полулегально допускаемое частное предпринимательство объявлялись средствами массовой “коммунистической” пропаганды – “пережитками капитализма” и его “родимыми пятнами”. Мол, советский строй – переходный – согласно марксизму – с пережитками и родимыми пятнами капитализма…

С капиталистическими “пережитками” на идеологическом “фронте” велась неукоснительная “борьба” при помощи повышения “сознательности” в отношении к государственным средствам производства. Да и собственников, как таковых не было видно. Ни в какой конституции этого не было записано. Все числились “пролетариями”. Законы составлялись – чиновниками (тоже – “пролетариями”). Высшие парт-лидеры лишь выдавали свои рекомендации на съездах и в речах по какому-либо случаю. Всё было как бы общее, и зарплата была – средняя – у всех. А общественные фонды потребления – весьма широкие. И средний уровень жизни неуклонно и повсеместно повышался. Этим советский народ обретал чувство пролетарского братства и интернационалистической консолидации, гордости за свою Великую Родину. Чувство приближающегося коммунизма не оставляло людей.

К “коммунистическим” чувствам не было в стране “лишь” научного знания коммунизма (хоть попыток подхода к коммунизму можно насчитать достаточное количество) и желания администрирующих лиц госмонополистического правления расстаться со своими буржуазно-карьеристическими привилегиями, возвеличивающими этих лиц над эксплуатируемыми ими “нижестоящими” людьми. Был выхолощенный марксизм: изощренный, высшего уровня, капиталистический обман народа. Т.е., было всё так, как и положено, в высшей фазе капитализма. А высшая фаза – сама по себе – наименее долговечна…

Возрождая в марксизме диалектику сейчас, мы открываем капиталистические створы в будущий коммунизм.

“Причём здесь диалектика?!” – возмутится правоверный левый рабочий активист. Он (правоверный) ведь полагает, что достаточно взять власть какой-нибудь левой МРП, РРП, РПК, РКРП, РКП и т. п. (раз уж КПРФ насквозь “поправела” и обуржуазилась), а та уж обязательно организует власть рабочих в обществе и во всём мире. Безо всяких замудриваний, типа “диалектики” (без стакана не поймёшь, что это за закуска!). Главное – взять власть и скинуть с рабочей шеи буржуев!

Забывает товарищ и иже с ним (поскольку очень трудно предположить, что не знают) то, как уже брали подобные революционные рабочие партии власть в стране. А вот сами рабочие получали, в лучшем случае, какой-нибудь социализм – религиозный, национальный, народный, даже пролетарский – и всё равно – эксплуататорский строй наёмного труда, с “новой” буржуазией.

Чтобы освободиться от многотысячелетней эксплуатации человека человеком, работы за личную мзду, нужно (казалось бы, так ясно!) организовать новый – качественно отличный от различного рода частнособственнических – коллективистский уклад общественного хозяйства. И без наёмного труда. А это и есть системно коммунный, коммунистический строй. Выявить же такой качественно новый строй можно только качественно отрицающей (старый, капиталистический строй) наукой – марксистской диалектикой. Главное – для левых рабочих активистов – понять это, исторически небывалое как собственное спасение, и его научно спроектировать. А потом уж можно и дело делать – без страха и сомнения.

Задатки для коммунистической революции – есть!

26.3.2011